Памяти Стругацких

[Батый]

Вторая весна
Линялым медведем - тощим, плешивым, шальным после зимней спячки навалилась на Притарье весна. Брызнуло зеленой слюной на древесные когти; засуетились, заголосили дурным ором сороки и скворцы; посерел, заноздрился и сполз в овраги снег, стыдливо оголяя жирную дорожную глину, прошлогодние выжиги и дерьмо на обочинах. Говорят, Тара уже вздулась и сломала лед. И над всем этим взбесившимся миром - холодным, грязным, неправильным, опаленным войной и чумой, израненным окопами, изрезанным колесами беженских повозок открылся в небесной сини Рыжий Глаз, неуместно и нагло веселясь и подмигивая в ржавых лужах, припекая спину сквозь хэбэшную куртку Аггарской военной академии.
Поле пятичасового марш-броска я выбрал сухое место в сосновом лесу и решил устроить привал. Достал трофейную карту. Сколько сейчас? Так, десять ноль семь... Вышел в пять. Осталось немного - километров десять. Дойду к реке еще до темноты.
Присел, расслабил мышцы, закурил. Вскрыл штыком банку гуманитарной "Землянки", подъел чуток. И на минуту прилег на подушку из сосновых игл.
Эххх, ты, змеиное молоко, тараканья немочь...
Весна, весна... Сс...ка.
Рыжесветье.
Вон он, Рыжий, ластится с неба, заглядывает между хвойных лап. Будто щенок лизнул в лицо теплым языком. На хэбешке, на потертой ботиночной кирзе играют зайчики... Шалишь, небесный бродяга. Све-ти-ло... Тебе что - тебе наши печали нипочем. Ты - там, а мы - здесь...
Если и к тебе земляне не доберутся. Дотянулись же к нашей планетке, открыли нас, уродов недоразвитых, навели свои порядки... Революцию устроили.
Ничего.
Ничего.
Ничего не осталось от прошлой жизни. Ничего: ни капли, ни крошки, ни тени. Все переменилось. Все вышло по-другому, другим концом, с другой стороны. Черное вдруг получилось белым, скопище дикобразов оказалось "народом", а благородный воин, офицер превратился в "бандита", "врага", и "контру". А я, бывший Бойцовый Кот, удостоившийся личной награды Герцога, оказался никем и ничем. И не "синим" среди бывших благородных, и не "красным" из дикобразов. И не алайцем, (или как они там нас называют - гигиндийцы?) и не землянином.
Так, в воздухе.
Сам по себе.
Сам себе командир и начальник. Топчу грязь в одиночку, иду. Гляди: подковы на "рыжухах" армейских совсем стер.
Несет меня река-дорога, словно льдину в полноход. Куда прибиться, к какому берегу пристать?
Где мой берег - справа или слева?
Нет больше никакого берега, и пристанища нет, и товарищей нет. Один Драмба остался, вон - маячит за спиной, болван железный. Удивительно, что земляне его пока не забрали. Разбежался я с ними, змеиное молоко, второй месяц на связь не выхожу. Тогда вроде договорились: ты, Гаг, мол, помогаешь вызволить нашего, а мы тебе в помощники этого красавца пришлем. И действительно, прислали. Все было правильно, так, как договаривались. Получили они своего разведчика - помятого, конечно, порядком, но живого! Не понравилось земным чистоплюям, что пришлось для выполнения боевой задачи повоевать. Методы мои не понравились. А как же по- другому? Войны без потерь не бывает, а "язык", тем более из "драконов" добровольно, без серьезной пытки, своих не сдаст...
- Р-ротта! Закончить привал! Строиться в колонну по три!
Драмба непонимающе зашевелил локаторами. Думает, думает, чурбан железный, калькулятор ушастый, высчитывает - как может один человек и один робот (а всего - двое!) построиться в "колонну по три"...
Ладно, еще сгоришь от перегрузки... Кто тогда будет поклажу тащить и в деревни за "гуманитаркой" бегать?
- Отставить размышления! За мной, бегом марш!
Драмба послушно затрусил сзади, беззвучно огибая сосновые стволы.
Хороший солдат. Жаль, что так и не приучился к оружию. Кстати, огнестрельного оружия на Алае больше нет - земляне чего-то такого утворили (слышал, как-то хитро изменили электромагнитное поле) что порох больше не взрывается, напалм не опаснее коровьей мочи, даже бензин для броневиков больше не годится - только дизеля остались на ходу. Теперь у нас вместо винтовок и автоматов - луки и арбалеты (хороший арбалет стоит как пара волов), мечи, копья, пращи. В общем, перешли на холодное.
Несу с собой палку, вроде - копье. Вместо наконечника - прикрученный проволокой штык от егерского карабина "семьдесятдевятки". Ну и, конечно, нож - один, второй, пара метательных... Все, чем богаты.
- Стой!
Впереди - движение, шумок. Там кто-то есть.
Знаком показываю Драмбе - разведать обстановку.
Кроме всего прочего, робот - идеальный разведчик. Двухметровая громадина может ходить совершенно бесшумно, и так сливаться с окружающей средой - с двух шагов не заметишь. И скорость впечатляет. Вот, сейчас - несколько секунд - и мой "напарник" уже вернулся.
- Сколько людей? Военные есть?
- Трое, господин капрал. Военных нет. Женщина и двое детей. Все трое инфицированы чумой. Дети мертвы; смерть наступила двадцать два и, соответственно, шесть часов назад. Женщина в тяжелом состоянии: общее истощение, отек легких, температура тела сорок и четыре...
Повозка напрочь застряла в лесной колдобине. Ближе - разгляделось: стоит давно; может, несколько дней. Но волы - страшно отощавшие и сухоребрые еще на ногах; из всех сил пытаются дотянуться из вытоптанного круга до веток и прошлогоднего мха. Это их возню я и услышал издали.
Подошел, заглянул в повозку, приоткрыл тряпье.
Молодая, или старуха - непонятно. Лица нет - предсмертная маска. Зубы оскалены, грязные волосы сбиты в колтуны. Бредит, пускает пузыри, шевелит пересохшими губами.
И два трупика - небольшой и совсем маленький.
Чума - не тетка. Свое не упустит.
- Рядовой Драмба! Выкопать яму для захоронения. Подожди - дай шприц...
Закатал женщине рукав, вколол ампулу. Подумал, и вколол еще одну, понимая - бесполезно. На таких стадиях чуму уже не остановишь никакими вакцинами очкастого доктора.
Я смотрел на эту несчастную горожанку, на ее умерших детей, на Драмбу, фонтанами выбрасывающего глину из ямы, и у меня вдруг появилась мысль, поначалу показавшаяся глупой и проходной. Формулировалась эта мысль так: я сейчас похож на землянина, а эта женщина - на нашу многострадальную Алаю. Вот так же они смотрят на нас и думают - выживут, не выживут? А мертвые дети - это "бывшие"; "котята", такие как я...
Такие как я.
Кто я, и что делать дальше?
- Рядовой! Ты что - решил до центра земли докопаться? Все, хватит, опускай мертвых в яму, обеззараживай и засыпай. Когда закончишь - найти ближайший водоем, принести воды, напоить волов. Выполнять!
- Есть, господин капрал!
- Починить колеса повозки!
- Есть, господин капрал!
- Выводи волов!
- Есть господин капрал!
- Становись, дубина, змеиное молоко... не поднимай ты, а толкай, толкай!! Держи колесо!
- Есть, господин капрал!
- Есть, есть... Есть - на дупе шерсть... Поехали!
Повозка страшно вихляла колесами и поминутно вязла в грязи. Совсем выбившиеся из сил волы почти не тянули и едва стояли на ногах. Пришлось эту тараканью немочь отпустить и на их место впрячь Драмбу. Дело пошло значительно быстрее. За пару часов наш "караван" преодолел лесок и оказался на опушке.
Вот и река.
В этом месте Тара выгибала колено, оставляя каменистую косу. От возвышенной опушки к берегу спускался широкий овражистый луг. На лугу, как раздавленный жук, уткнулся стволом в землю имперский среднеогневой броневик. А вон еще один, из тяжелых - ближе к берегу.... Слева, под лесом замечались остатки боевой позиции - осыпавшиеся брустверы, холмики блиндажей, обрывки маскировочной сетки.
За рекой туманились поросшие чахлыми сосенками болота. Сверился с картой, точно: на том берегу - уже имперская земля, страна крысоедов. Никаких поселений в окружности десяти-пятнадцати километров нет ни на этой, ни на той стороне.
Вот он, край земли. Дальше пути нет.
И есть ли смысл идти дальше?
- Рядовой Драмба! Восстановить позицию для круговой обороны! Укрепить блиндажи, собрать все металлические части...

***
Женщина почему-то не умирала. Вечером, когда работы по укреплению позиции были закончены, я приказал Драмбе перенести больную из повозки в отдельный блиндаж, предварительно соорудив и натопив там походную печку. На всякий случай вкатал умирающей витамины и особый состав для раненых из "земных" запасов робота. Напрасная, конечно, трата медикаментов, но... Так, для очистки совести.
- Разрешите обратиться, господин капрал! - загудел Драмба. На мой утвердительный кивок выложил:
- Педикулез...
Этих зверюг я боюсь страшно. В деревнях у дикобразов вши почти у каждого. Говорят, эти твари разносят чуму. А для меня аксиома еще из Академии: следить за собой. Завшиветь - значит моментально стать изгоем среди товарищей, получить навечно ярлык "грязного".
Если к утру зачумленная не умрет - придется ее обрить. И обязательно соорудить "вошегонку" - прокипятить обмундирование, помыться и обработаться самому.

***
Она не умерла. Когда я утром зашел в ее блиндаж проведать что и как, обнаружилось, что больная еще дышит. А когда вкалывал ей "мину", вдруг услышал слабое
- Что с детьми?
Ее губы шевелились, но глаза оставались закрытыми. Я смолчал, понимая, что не могу сейчас сказать ей правду. Женщина тяжко закашлялась.
- Нормально все... - выдавил из себя. Посмотрел на нее и с облегчением понял, что она не услышала, опять впала в беспамятство.
Зачем я с ней вожусь? Раньше я хладнокровно проходил мимо сотен умирающих, тысяч трупов, и никогда не возникало желания превратиться в сиделку; а вот сейчас - хлопочу, словно матрона из гуманитарной миссии... Может, эта женщина какая-то особая?
Нет, она такая же, как многие другие. Женщина тут ни при чем.
Что-то во мне. Видно, пришло мое время.
Весна, что ли, на меня повлияла?

***
За ночь Драмба почти полностью разобрал оба броневика, и разложил в строгом порядке пригодные части. В бачок малого пускового движка он залил простую речную воду, добавив некую таблетку - опять же, из земных запасов; от этой смеси двигатель заработал не хуже, чем на бензине. Движок привел в ход генератор, пошла зарядка на аккумуляторные батареи. В блиндаже загорелась уцелевшая фара броневика.
К вечеру мы соорудили еще несколько полезных в хозяйстве вещей. Например, из большого топливного бака получился отличный резервуар для воды, снабженный, к тому же, трофейным антибактериальным фильтром. Из медных частей вышла посуда. Оборудовали кухню, душ-вошегонку и отхожее место.
Дальше занялись укреплением обороны. Для защиты от непрошеных гостей я сначала хотел устроить вокруг множество ловушек и волчьих ям. Но затем передумал. На ночь (а вернее, как успеется - объем работы серьезный) Драмбе была поставлена задача - выкопать вокруг позиции ров шириной десять метров и такой глубины, чтобы по нему пошла речная вода, по сути - канал. Откосы укрепить бревнами. Вход на позицию должен быть по подъемному мосту.
Полюбовавшись, как под напором земной робототехники начали валиться сосны на месте будущего канала, я побрел в лагерь.

Свет фонаря выхватил изможденное лицо, и восковую руку, лежащую поверх одеяла. Ее глаза были открыты.
- Пить хотите?
Приподнял больной голову, поднес чашку с травяным настоем. Смочила губы.
- Сейчас будем мыться и стричься. А то вши заедят.
- Дети умерли? - услышал я во второй раз ее голос. И на этот раз не стал отпираться:
- Да.
Самым острым из своих ножей я резал, а, вернее, кромсал бывшие когда-то длинными волосы (возился кучу времени - это, оказывается, очень непросто), намылил и стал тем же ножом обривать ей голову. У меня почему-то дрожали руки.
Печка пылала; в землянке было душно и жарко. Она не шевелилась, и ничего не говорила, только иногда натужно кашляла. В уголках глаз у нее блестело, сбегая капля за каплей по щеке. Покончив с бритьем, я стал больную раздевать...
Нужно было это поручить Драмбе. Что-то я совсем засмущался...
До чего же она истощена - до синевы, до уродства. Ноги, руки - как нитки, ребра выпирают - просто скелет, без какого либо мяса. Когда перекладывал на чистое, почувствовал - легкая, как перышко. Да, видать много ей пришлось перенести... Интересно - сколько ей лет? Двое детей, старшему было лет восемь...
- Зачем вы со мной... возитесь? - услышал позади себя, когда запихивал в печку остриженные колтуны и завшивленные тряпки.
Обернулся. Посмотрел на нее и не нашелся, что ответить.
А когда я, прихватив белье для пропарки, уже собирался выйти из землянки, услышал:
- Спасибо.

***
Рытье канала оказалось непростым делом даже для могучего робота. Только на семнадцатые сутки непрерывной работы Драмба выбил последнюю земляную перемычку и в огороженную бревнами ямищу пошла вода. Сооружение вышло впечатляющим. Со стороны леса ров получился с учетом насыпи метров пятнадцати глубины. Здесь теперь никто не пройдет, можно быть спокойным.
Пока Драмба был занят, у меня закончилась еда. Конечно, кое-что осталось; но это - неприкосновенный запас, только на крайний случай. Я попытался ставить петли на зайцев и на всякое мелкое зверье, но ничего не получалось; мои ловушки лесные звери упорно игнорировали. С помощью обрывка маскировочной сети удалось поймать в реке нескольких рыб; благо в эту пору корпаны шли косяками в верховья на нерест. Но, как говорится, не рыбой единой жив человек... К тому же Роде (ее полное имя Родайа Ализария и как-то там... лен... благородных, короче, кровей, она говорила свое полное имя, но я не запомнил) для восстановления сил необходимо было нормальное питание. Эх, пригодилось бы сейчас земное изобилие!
Пришлось посылать Драмбу в рейд, так сказать, по тылам противника, к ближайшему пункту раздачи землянской гуманитарки.
На этом я и прокололся.
Робот через день вернулся и притащил на месяц еды, а так же одеяла, соль, мыло, и прочую необходимую мелочь - все, что я ему приказал. Но, видимо, такой колоритный экземпляр, несущий на себе снаряжения на целую роту не мог остаться незамеченным.
- Гаг, - прозвал меня Драмба как-то под вечер, дней через пять после похода. (В лагере мне надоело быть "господином капралом" и я приказал роботу обращаться ко мне просто по имени).
Так вот, пошевелил мой железный товарищ локаторами и говорит:
- Гаг! На удалении одного километра к юго-востоку к лагерю приближаются трое неизвестных.
Меня как на пружинах подбросило. Вот, засиделся! Спрятался, тараканья немочь, отрыл себе барсучью нору!
Тревога! К бою!
Решил сам пойти в разведку. Прихватил арбалет, только недавно сооруженный Драмбой по моим чертежам из стальной броневиковой мембраны, колчан со стрелами, знаменитое свое копье, ножи.
- Подними за мной мост. Жди, и опускай только по моему сигналу.

Чутье меня не подвело - это были хотя и не бойцы Росомахи (тех я хорошо помню), но и не мирные селяне. Трое, с оружием.
Крысоеды?
Точно, они. Граница рядом... Ну да, у них тоже "бывшим" ныне стало скучно... Промышляют на территории противника.
Идут берегом вверх по течению. Похожи на волков, ставших на след оленя. Только в данном случае олень - это Драмба, а ищут они наш лагерь. Скорей всего, где-то на болотах - база отряда. У пункта "гуманитарки" ошивается наводчик-наблюдатель... А это - разведчики. Сами штурмовать мой лагерь не будут, разузнают, что и как, и приведут основные силы.
Да, точно, крысоеды-разведчики. Их повадки.
Стрела в арбалете одна, а их - трое.
Нужно действовать наверняка.
Решение пришло само собой. Осторожно меняю позицию - нужно подпустить их очень близко... Вот здесь...
Тридцать метров... Двадцать... Уже слышно, как скрипит песок под осторожными шагами. Десять...
Еще пару шагов...
Вскочил и сразу метнул нож. Попал! Есть один! Перехватил арбалет - цель - выстрел! Тоже вроде попал. А теперь копье...
В атаку, Бойцовый кот!!
Третий из крысоедов оказался опытным бойцом - попав под обстрел, сразу лег и откатился в укрытие. Однако опытность его и подвела. Такие действия хороши для боя с огнестрельным оружием; в рукопашной нужно встречать врага грудью. Пока он поднимался, я успел до него добежать и ткнуть штыком куда-то под дых.
Пока я выдирал свое копье, почувствовал страшный удар в плечо и затылок. В глазах потемнело...
Устоять!
Лицом к противнику!
Мне в спину метнул топор боец, в которого я раньше выстрелил из арбалета. Видать, слабо метнул, и попал плохо, не острием, раз я еще живой... Моя стрелка торчала у него в колене; сейчас я увидел, как он, полулежа, отвел в замахе руку с метательным ножом... А дальше - не знаю: то ли я покачнулся, то ли он снова промахнулся... Завертелось; осознал только, что рву, грызу, кусаю врага , и глаза залило красным... А потом я брел к лагерю, и меня бросало в разные стороны...

***
- Сколько тебе лет? - спросила Рода.
- Восемьнадцать, - ответил я, смущаясь от того, что чувствую ее худенькое бедро рядом со своим на койке. Я уже почти оклемался от того удара топором, и теперь могу даже без помощи Драмбы выйти из блиндажа. Правда, башка еще трещит, тараканья немочь, и шея не поворачивается.
- А мне - двадцать девять. Я тебя старше на одиннадцать лет. У меня был муж и двое детей.
- Это ничего. Ты еще родишь детей. Ты сильная и красивая.
Она зачем-то поправила мои повязки, провела рукой по ежику у себя на голове и улыбнулась.

***
Иногда я думаю - как быстро летит время. Год прошел как день. Опять стало рыжесветье; прилетели скворцы, и тронулся на Таре лед.
Теперь у нас в лагере четырнадцать человек: восемь мужчин, из которых четверо - гражданские (двое - мальцы, тринадцати и пятнадцати лет), и четверо (включая меня) - из "бывших", а так же пятеро женщин, вместе с Родой и мамой Анатой. Ну и, конечно, земной робот Драмба. Все нынешние обитатели нашего лагеря - беженцы, или такие, которым идти некуда. Сами пришли двое; остальных я нашел на дорогах и в лесных схронах.
Вместо землянок построено шесть деревянных домов, и строится седьмой. Работает кузница - перековываем железо броневиков на всякие гражданские изделия и отвозим на лодке вниз по реке - день ходу до поселка. Меняем на продукты и прочие нужные вещи. У нас есть волы, трое коров, козы и куры. Прошлой осенью мы выкорчевали, вспахали и засеяли большой кусок озимых за рвом. Теперь там радуют глаз вполне приличные всходы; если не подведет погода, будем с хлебом.
На лагерь нападали трижды. Но коммунары удачно отбились, причем повоевать пришлось всем; даже мама Аната подстрелила из арбалета грабителя.
Нас четырнадцать человек, но скоро будет пятнадцать. Рода на восьмом месяце. Мне хочется, чтобы у нас родилась девочка.